По существу, все читатели Корнелии Функе всегда сходятся в одном: ее сказки настолько реалистичны, что это – не совсем детская литература.
К примеру, Lerkas справедливо отмечает, что «в обработке Функе старые сказки теряют свою наивность и лубочность, в них становится больше мифологичности, легенд, чего-то зловещего».
Ей вторят остальные. Колесник Константин Эдуардович добавляет, что ««Бесшабашный» написан в столь модном в последнее время жанре «жесткой сказки», производя впечатление этакой «Звездной пыли» light».
Все так. Все справедливо.
Но меня удивляет только одно: люди почему-то обходят молчанием главную фишку Функе и ее творчества в мировой литературе. А ведь она – прямая, и, возможно, последняя наследница немецкого романтизма.
Замечание Lerkas, что «чем дальше продвигаешься в Зазеркалье вслед за Джекобом, тем сильнее ощущение, что автор вполне способен оставить читателя без «хэппи энда», потому что, как это ни странно, но сказочный мир максимально приближен к жизненным реалиям. Там невозможно победить всех и выйти без потерь из любой передряги, потому что никто не всесилен, даже имея в кармане золотой ключик открывающий все замки или слизь-невидимку» приближает к пониманию этого факта, но рецензенты вдруг останавливаются перед очевидным, словно боятся признать факт не просто существования чистого романтизма в литературе, но и его бесспорно сильных позиций в фэнтези и в мистике.
Колесник Константин Эдуардович вынужден признать: «И все же, чем-то этот роман меня зацепил. Возможно, тем, что в какой-то момент отчетливо понимаешь: хэппи-энд в этой истории отнюдь не обязателен. И вот тогда начинаешь действительно переживать за героев романа всерьез».
Так в чем дело? Это переживание за явно вымышленных героев, эта некая шаблонность, непременное обилие цитат или скрытое, но все же цитирование, литературная игра реальными фактами в мифологической обертке, эта сказочность, рассчитанная вовсе не на детей – все ведь прямо указывает на используемый жанр. Может, причина общего молчания в том, что еще в школе нам вдолбили, что «романтизм мертв, а я – еще нет»?
А что характерно для романтизма? Постановка резких злободневных социальных вопросов в мягкой форме сказки. А еще романтикам казалось, что они пытаются решать проблемы, но на самом деле они ставили вечные вопросы бытия, не всегда находя на них ответы даже для самих себя.
Собственно, Функе, скорее всего, выросла на зловещих сказках и Гауфа, и Гофмана, она впитала этот трагический дух немецкого романтизма, который сквозит у нее в каждой строчке. И «Бесшабашный» – это не просто сказка, это аллегория, попытка осмыслить путь Германии.
По сути, перед нами разворачиваются картины мистического восприятия истории глазами немца-мечтателя. Скажем, это гофманский Ансельм, и мы видим мир через призму его сознания. Так почему же до сознания читателей никак не доходит тот простой факт, что все мы вовсе не на мосту, а – в разных стеклянных банках? Мы и немцы видим мир по разному не потому ли, что колбы, по которым нас рассадили, – из разного стекла?
Наш читатель не улавливает сарказма Функе в некоторых социальных вопросах, характерных именно для немецкой ментальности. Неудивительно, что многих раздражает то, что для них так туманно. «Разочаровал зазеркальный мир. Сплошное нагромождение сказочных существ, артефактов, стереотипов. Ни какой системы».- Раздраженно бросает Rogallic.
Однако, если рассматривать роман с точки зрения соответствия романтизму, а не веяниям модной ныне фэнтези, то никакого нагромождения стереотипов как раз и нет. Символичное построение, игра литературными шаблонами – да, и, может быть, не та игра, к которой привык русскоязычный читатель, но что роман – это большое «кладбище домашних любимцев» самой Корнелии – явное заблуждение.
Итак, читатели в лице Lerkas ясно видят, что «Зазеркалье Функе это мир где-то второй половины 19-го века. Первые железные дороги, электричество, фотография и вместе с тем карлики, эльфы, феи, великаны, оборотни, ведьмы и всё то, что мы привыкли видеть в сказках братьев Гримм». Но они явно не понимают, что конец ХIХ – начало ХХ века были именно таким фантастичным нагромождением всего вместе. Телефон, железные дороги, синематограф и тут же повальное увлечение спиритизмом и вера в могущество каббалистических и оккультных символов.
Дело в том, что нарисованный мир «Бесшабашного» вовсе не мультяшный, и даже не параллельный – он просто раскрывается под другим, непривычным для нас, градусом зрения.
И появление гоилов – расы, вырвавшейся из-под земли символизирует не только военное прусское влияние над обескровленной войнами Германией. Гоилы необходимы в романе так же, как Хоббитания в мире Толкиена. Кроме того, описание этой расы – по сути не карикатурное, а мистическое понимание возникновения фашизма.
Рана, полученная от гоилов превращает людей в новых гоилов. И у каждого из них - «гранитный камушек в груди». «Stein und stein» – эта песня не только о том, как замуровывают любовь, мечту, но и о том, как фашизм захватывает умы даже честных и хороших людей.
По сути, Корнелия вскрывает не просто язвы прошлого, она показывает настоящий механизм идеологических войн с мистической приправкой. Даже герб гоильского короля – черный паук на красном фоне.
Собственно, если приглядеться, свастика – паук и есть. И Шелоб – Толкиеновская древняя паучиха – это прямое указание на те мистические силы, которые пришли из под земли и подняли Гитлера над толпой.
А чего стоит мирный договор с Аустрией! Королева проиграла, но она борется, она не сдается! В романе Германия и фашизм противостоят друг другу именно как люди и каменные захватчики. Нам показано почему и как именно гоилы победили.
Меня всегда интересовал вопрос, почему Толкиен в своей трилогии сковал всего девять колец всевластия? Ведь в фашисткой Германии в замке Вевельбург было и 12 кресел оберфюреров, и двенадцать колец верхушки СС? Почему, точно описывая помощников, прибывающих из разных стран, (в реальности фашистский режим был и в Италии, и в Испании), Толкиен испугался магической трактовки этих самых колец? И почему во «Властелине колец» не всплыл ни один наградной кортик с черным солнцем на рукояти?
А еще меня всегда умиляло, что Толкиен назвал одного из хоббитов, спасающих мир от черной чумы, Пипином – одним из германских королей, подчеркивая тем самым, что он разделяет немецкий народ и фашистский режим.
Умерший и восставший король Мордора – это Третий Рейх, всего лишь третья немецкая Священная Империя. Та, которую основал Карл Великий. Умершая и возродившаяся идея единства немецких племен предстает перед нами в образе жутком и величественном именно потому, что эту идею, как маску, напялили на себя нацисты.
Кстати, этой аллегории возвращающегося к жизни темного властелина знаменитая Роулинг просто не понимает, поэтому у нее Воланд де Морт воскресает не как легенда, а просто как детский кошмар о бегущих по стенке глазах.
Но вернемся к «Бесшабашному».
По сути, текст романа – это гимн духовным немецким ценностям. И слово «Swan», мелькающее в названиях городов и в именах легендарных героев цементирует эти ценности в единый монолитный блок. Ну кто, если подумать, может скрываться под маской человека-лебедя? Думаю, Людвиг II Отто Фридрих Вильгельм Баварский. Уж ему-то под стать этот титул. И древние легенды о Граале, Орле, Лебеде, агате, и об охраняющих их рыцаре – они всегда противостояли злу с востока: Кощею, что был вместо рыцаря, тоже живущем на острове, дубу вместо благородного камня, утке вместо лебедя, трусливому зайцу – вместо орла, и, наконец, игле – символе змея, вместо Грааля.
Нас поворачивают не просто лицом к красоте Нейншванштайна, но к внутреннему духовному смыслу, спрятанному в великих замках Баварии.
И нет в этом противостояния между немцами и славянами, потому как на Руси Кощея тоже не жаловали. Но есть борьба с язычеством, с Мировой Уточкой, со священными дубовыми рощами волхвов, которых хватало по всей Европе. Это битва христианства с народными верованиями.
Колесник Константин Эдуардович убеждает нас, что «Достоинства и недостатки романа тесно переплетены между собой. Есть очень удачные находки, а есть и немало моментов, в которых автор явно что-то недодумала. Например, соединение магии и технологий в параллельном мире выглядит весьма привлекательным. Картины подземной столицы гоилов так и просятся в мультфильм Миядзаки. Но при внимательном рассмотрении понимаешь, что эта конструкция совершенно нежизнеспособна, и такой технологический рывок, тем более, опирающийся на действия одного человека, попросту невозможен». Что ж, при такой постановке вопроса, аргументация выглядит убедительной.
Но если посмотреть на книгу с точки зрения переосмысления немцами своей истории, то конструкция оживет. Ведь именно после прихода к власти Гитлера, экономика Германии чудесным образом задышала. Именно один человек сделал тот самый технологический рывок. Факт бесспорный. Пресловутого золотого запаса не было, но механизм военной машины был запущен и работал. Всем известно, что экономика Германии не выдерживала военной нагрузки. Она должна была рухнуть еще в начале Великой Отечественной Войны. В 1942 году этот вопрос обострился до предела. И чудо, что Рейх продержался аж до 1945 года! Так что Функе ничего не выдумывает, а просто опирается на исторические факты.
Фамилия героя, их характеристики, и даже количество – тоже выбраны вовсе не спроста. И то, что отец главного героя создал для гоилов самолеты – вовсе не допущение, а исторические реалии. Фашизм захватил и присвоил все достижения немецкого народа. Именно так все и было, как описано в книге.
Более того, нам ясно дают понять, что «Бесшабашных» – трое. Мы видим только двух сыновей. И где-то в неопределенной дали маячит их отец.
Папа долгие годы занимался подготовкой к технологическому рывку в подземном городе. И он – это прошлое, наивное прошлое интеллигентской прослойки, верящий в идеалы и в мед германской поэзии. Но он несет ярко выраженный черный цвет для людей волшебной страны.
Младший сын – Вилли – это юнцы, поверившие в святость Гитлера, марширующие в уверенности своей неизбежной победы. Нифрит, то есть камень, на котором возведут новый храм. Пламенный дух, ярость гоилов – это огонь.
И, наконец, Джекоб, слоняющийся по стране в поисках артефактов ради любви к артефактам. Вот он-то и есть – мед поэзии, он – будущее Германии. И ведь это он, а не отец, вытянул брата из каменного плена фашисткой идеологии.
И что мы видим: черный, красный, желтый. Немецкий флаг. Настоящий, объединяющий нацию в единое целое.
И вы не видите романтизма и символизма, пропитавшего в романе каждую строчку?
И как, после всего этого, можно утверждать, что перед нами сказка, написанная для непонятной аудитории: скучная для десятилетних, тоскливая для студентов, но вызывающая восторги вперемежку с удивлением у тех, кто умеет думать.
А, может быть, мы все смотрим не туда? Что значит сюжет, герои, язык, если книга выпадает из памяти, как только вы закрыли ее? И в чем магия Корнелии Функе, если даже недоумевая, разочаровываясь, люди все-таки долгое время живут захлестывающими их книжными эмоциями? Даже чтобы написать свое «фи», влепить на «Фанлабе» автору свою единицу или двойку – даже на это может подвигнуть лишь талант автора, чтобы бы там все ни говорили.
А ведь эта книга не только о Германии и для немцев, она на почве местного понимания исторических проблем и реалий, несет всем народам надежду.
Ясно, что начав полотно с таким размахом, Корнелия, по определению, не могла бы уложиться в рамках одного романа. Зная другие вещи Функе, могу утверждать, что всей переполняющей ее полноты чувств и боли за родину она может не вместить и в трилогию. Однако это не сделает ее менее великой.
Я утверждаю, что это – магия возрожденного Функе немецкого романтизма, привнесенного и опосредованного в мировой фэнтези. Корнелия не побоялась поднять знамя романтизма из рук тек, кого оплевали и забыли, она поднялась как свобода над Французскими баррикадами. Она уже стала знаковой фигурой в литературе, человеком, не побоявшимся говорить о проблемах, которые ее волнуют.
В тексте использованы цитаты из рецензий на книгу К. Функе, размещенных на сайте «Лаборатория Фантастики»
|
