На кухне размеренно и нудно капала вода из крана. В который раз за этот вечер  Сергей Борисович, отягощенный возрастом и обильной пищей, но талантливый писатель, оторвался от компьютера, за которым создавал очередное душераздирающее произведение, и прошлепал через свою многокомнатную холостяцкую квартиру, ругая про себя не вовремя проржавевший кран. Да и когда, вообще, такое безобразие происходит вовремя… Хотя, конечно, не это испортило ему настроение, внесло беспорядок в мысли и вселило неясную тревогу, от которой временами по спине пробегал холодок. Словно Сергей Борисович забыл что-то необычайно важное и ни как не мог вспомнить. Поэтому мысли, вопреки усилиям разума, то и дело возвращались к этому. Мелькали, словно поддразнивая, какие-то образы и слова, но стоило только обратить на них внимание – тут же исчезали.

 Работа над романом, конечно же, благодаря всему этому застопорилась. Сергей Борисович, постепенно раздражаясь, ловил себя на том, что совершенно не думает о появляющемся на экране тексте, его все время что-то отвлекало: то невесть откуда взявшийся сквозняк, то потрескивание отсохших обоев, то капающая из крана вода.

    Еще ни как не шел из головы этот незапланированный визит какой-то молодой особы – поклонницы его творчества. Как она нашла его, и почему Сергей Борисович, обычно не принимавший у себя ни кого, кроме хорошо известных ему людей, впустил ее – он сейчас не понимал. Тогда же,  когда он открыл дверь и молоденькая девушка в мешковатом свитере и джинсах сбивчиво пробормотала, что прочитала все его книги и хотела бы кое о чем поговорить, Сергей Борисович, кажется, вообще ни о чем не подумал. Он просто распахнул дверь и пригласил ее в комнату… Он не запомнил даже ее имени. Да и называла ли она его ? «Нет, так не годится!» - подумал Сергей Борисович и предпринял последнюю решительную попытку справиться с расшалившимися нервами, на слабость которых он никогда не жаловался. Усевшись за компьютер и сосредоточившись на сюжете, Сергей Борисович на одном дыхании написал пару абзацев. Но тут кто-то тихо и настойчиво постучался в окно, что заставило обычно спокойного и уравновешенного писателя вскочить и покрыться холодным потом – квартира находилась на третьем этаже, что исключало всякую возможность  подобных фокусов. Больше всего писателю сейчас хотелось, сославшись на нерабочее настроение, завалиться на диван, грызть семечки и смотреть телевизор. Однако, махнуть на все рукой и просто выйти из комнаты было почему-то  страшно. Казалось, в его отсутствие нечто, бывшее сейчас за окном, проберется в квартиру и … Устыдившись себя самого Сергей Борисович подошел к окну и отдернул темно-бежевую с незамысловатым узором штору. В свете фонаря у окна покачивалась ветка тополя, иногда задевая стекло. Видимо, собирался дождь – в темноте было плохо видно, но ветер разгулялся на славу. Писатель криво усмехнулся и  отошел от окна. Однако, невесть откуда взявшийся червь сомнения и беспокойства не угомонился. Сергей Борисович не мог понять, что с ним происходит. Почти 15 лет он писал о чем-то подобном свои знаменитые романы, но, естественно, не по личному опыту. Ничего похожего в стабильном и обустроенном самим же писателем мирке не происходило.

А она спрашивала об этом… Девица с пепельными, отдающими синевой,  волосами. ( что у них сейчас за мода – покрасятся и ходят как покойники) Хотя и об этом он тогда не подумал.

-                   Скажите, а вы использовали что-нибудь, хоть немножко похожее на то, о чем пишите?

-                   Нет. – Покачал он головой, хотя никогда  и никому в этом не признавался. На публике требовалась поддерживать имидж, строя из себя этакую многозначительную таинственную фигуру.

-                   Но может быть хоть чуточку… Ведь у вас так реально, так правдоподобно все получается…

-                   Знаешь, девочка, для правдоподобности достаточно уметь красиво писать и разбираться в психологии людей. Изучить их страхи… Кто-то боится темноты и неизвестности, кто-то крови и необъяснимых смертей, кто-то полтергейста и паранормальных явлений… Человеческих страхов столько, что хватит не на одно поколение писателей. Остальное -  дело техники…

      Собственные слова еще эхом звучали в голове, когда, заглушая их, на кухне потекла вода, сначала тонкой струйкой, потом сильнее и сильнее. Понимая, что до такой степени краны в один вечер не ржавеют, Сергей Борисович осторожно заглянул на кухню. Вода хлестала в матов поблескивающую раковину и брызгами разлеталась вокруг. На кухонном столе и на полу собирались небольшие лужицы.

      Писатель, как завороженный, уставился на этот фонтан, подумав: «Не хватало еще, чтобы свет погас.» Но свет, словно специально, горел ровно и неестественно ярко. Чувствуя себя, как в тяжелом кошмаром сне Сергей Борисович медленно подошел и покрутил ручку крана – он был закрыт. Холодные брызги попали на руки и халат, отчего писатель невольно содрогнулся и отскочил. Вода, словно насладившись достигнутым эффектом, иссякла.

       Сергей Борисович, наконец осознав реальность происходящего, но еще не до конца не поверив в нее, начал медленно пятиться в коридор. Все, такие обычные и знакомые кухонные вещи, тарелки, кружки, полотенца, а в особенности нож и вилка, забытые на столе, и  даже старенькие клетчатые шторы, пристально наблюдали за ним, ждали – неверного движения, какой-то ошибки, - чтобы броситься на своего хозяина и …

      В комнате, оборудованной под рабочий кабинет, раздался резкий звон разбившейся вдребезги вдребезги хрустальной  вазы. Сергей Борисович рванулся в комнату с явным намерением застать там и схватить того, кто устроил весь этот спектакль, кем бы он ни оказался…

       Ваза была цела, и в ней по-прежнему пылились три огромные искусственные розы. Однако, не успел он подумать о причине столь бурных слуховых и зрительных галлюцинаций, как по комнате прокатилась волна воздуха, похожая на вздох, обдав его холодом. Клавиатура компьютера пришла в движение, и на экране стали появляться слова. Сергей Борисович тупо уставился на них, помимо своей воли понимая смысл написанного:

«… Спасительное ощущение нереальности происходящего не  приходило. Бесполезно было бесконечно бормотать: «Этого не может быть…», как делали многочисленные книжные персонажи в подобных случаях. ЭТО БЫЛО. Сергей чувствовал, как немеют  и остывают от ужаса пальцы  рук и ног, но продолжал безучастно наблюдать, как его собственный компьютер пишет СВОЙ роман о нем, Сергее Борисовиче, популярном писателе-фантасте, прославившемся своими «ужастиками».

В этот момент его мозг,  неспособный воспринимать подобное, как реальность, дал сбой, и Сергей вспомнил глаза своей вечерней гостьи. Он где-то уже видел этот холодный пепельный взгляд, выглядевший особенно безжизненно и нелепо, когда девушка улыбалась…»

-                   Неужели вам совсем не жалко тех, о ком вы пишете?

-                   О чем ты? Это ведь всего лишь книги, образы, материал…

-                   А если писатель действительно создает свой собственный мир, в котором оживают его творения, я где-то читала об этом?

-                   Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Сейчас поэты не пророчат себе судьбу, писатели не создают миров. Все мы теперь работаем, чтобы вы могли отдохнуть…

-                   Вы никогда не думали, что можете ошибаться? – она уставилась на него своими холодными, как ледышки, глазами. Так и отпечаталось это остренькое, довольно симпатичное лицо в его памяти, как фотография.

-                   Господи…- прошептал Сергей Борисович, ясно вспоминая, наконец, где он видел это лицо. Он не мог его видеть нигде, потому что это была вечно юная и безжалостно-справедливая вестница смерти, вершительница судеб, которую он придумал в одном из первых своих романов, казавшихся сейчас такими далекими и совершенно юношескими…

Людмила Никора