Ложная слепота троллей

Самая отвратительная книга, которую я прочитал, за последнее время – это «Ложная слепота» Питера Уоттса. Просто ацтоище... Еще раз убеждаюсь в том, что премии а-ля Хьюго даются такими же идиотами, как сами авторы, их получающие.

e371

Вот знаете... После таких «раскрытий глаз» я начинаю соглашаться с одной писательницей, которая окрестила «Фантлаб» заповедником троллей

Kuntc

Тьма дрогнула, колыхнулась, точно это порывом ветра тронуло вечно висящий под потолком маминой комнаты дым сигарет с ментолом.

Сумерки всей нашей квартиры ожили, дохнули прелой листвой и тиной, словно ко мне заглянул туман, поднявшийся из глубин Темзы и обволакивающий в свой серый паучий кокон звездное небо Лондона.

Я услышал, как первые капли дождя забарабанили по крышам. Но этот знакомый с детства звук, убаюкивающий и такой родной, был сейчас другим: пугающим и тревожным.

Раньше я никогда не понимал пристрастия жителей к красным крышам, а теперь все стало на свои места: они, все наши крыши домов, стали такими от пролитой с неба крови ангелов.

Оступившихся и упавших в Великобританию крылатых тварей люди добивали и здесь, и в графстве Сюррей, и повсюду – вилами и топорами. Англия – не для ангелов! На нашем гербе – драконы!

Ангелы и ведьмы должны гореть на костре!

Дверь моего платяного шкафа скрипнула. Ее отворил сквозняк, распахнувший форточку. Но мне показалось, что там, в моем шкафу кто-то прячется!

Это только старые профессора верят в Нарнию, путь в которую лежит по лесам с одинокими фонарными столбами на опушках! В наших шкафах нет Нарний! Нет и скелетов. Но туда могут проникнуть сумасшедшие с ножами. И там вполне может притаиться очень даже реальный Джек-Потрошитель в белых перчатках!

Я не боюсь темноты! Меня не испугать скрипом ржавых дверных навесов и криком вороны, летящей под дождем. И все же…

Я сел на кровати, откинул одеяло, опустил босые ноги на пол.

Из шкафа кто-то запел тонким детским голоском:

«Терри Пратчетт громко плачет.

Он мозги твои схомячит!

Он болеет. Он такой:

Он придет с бензопилой!

Расчленит тебя умело,

Нашпигует смехом тело.

И Смерть Крыс тебя оплачет –

Не бывает здесь иначе»!

Меня пробил озноб.

Вот теперь стало по-настоящему страшно.

Я здесь один. А эта песня очень похожа на плач неупокоенных пиратских душ. Этот напев выплыл из шкафа точно заклятия больной ведуньи, привязанной к мачте пустого корабля, плывущего под черными парусами в тумане Карибского моря!

Пратчетт – это писатель. Я читал его накануне. Он не маньяк. Впрочем, его Плоский мир становится выпуклым только для одного героя – для Смерти.

Зачем этот монстр из шкафа поет страшилки?

Я знаю, что если голоса звучат только в твоей голове и больше нигде – это признак шизофрении. Но эта песня – не выдуманная! Я ее действительно слышу!

До комнаты родителей не добежать. Кто бы ни прятался в шкафу – он меня догонит. Он играет со мной, он хочет, чтобы я показал спину, и тогда он настигнет меня в прыжке и вонзит свои клыки мне в шею.

Все монстры любят страх жертв не меньше, чем их кровь. И эта тварь поет именно для того, чтобы я побежал. Нет, я не дам ей такого удовольствия!

Я заворожено смотрю на дверь, пытаюсь уговорить себя, что это – слуховая галлюцинация, что происходящее – это сон во сне. Да, иначе и быть не может!

И тут слева от меня старый добрый викторианский плинтус затрещал, отдираемый от пола с той стороны. Я зажал рот руками, чтобы не закричать от ужаса.

Ком тошноты подкатил к горлу. Стало жарко. Майка прилипла к спине.

Я с замиранием сердца оторвал взгляд от плинтуса и увидел, как на дверях из мрака шкафа показалась огромная пятипалая рука.

Вот теперь мужество вернулось ко мне. Стараясь не шуршать, я шмыгнул под письменный стол и притаился за скатертью.

Пение резко прекратилось. Двери скрипнули и половицы прогнулись под весом существа вышедшего из шкафа.

Меня начало трясти. Капли пота ползли по лбу и вискам, склеивали волосы, попали в глаз и защипали. Но я боялся пошевелиться. Лишь прикусил губу и весь превратился в слух.

Треск ломаемых досок плинтуса оборвался. Я почувствовал, что оттуда, из-под пола, в мою комнату вломилось еще одно чудовище: скользкая гадина. Ну, кто еще, кроме гигантской змеи, мог протиснуться из-под пола?

Я не думал, почему весь этот шум не разбудил родителей. Я старался не заострять на этом внимания. Я понимал, что раз их до сих пор нет, то либо все это – не по настоящему, либо их уже убили.

— Здравствуй, Крысобой! – голос был глухим, шипящим, точно это говорила гадюка.

— Не называй меня так, Доминус!

— Ты будешь мне указывать, что делать, трупоед? – насмешливо протянул тот, кто выполз из-под плинтуса. – Меня не было десять лет, и все мои друзья трусливо поджали хвосты и отреклись от наших общих идей, не так ли?

— Ну что ты, Доминус! – залебезил звонкий детский голосок. – Мы все сделали, как ты хотел. В Европе геи проводят парады своей победы над разумом и традиционной культурой. Мы называем это демократией. Мы с триумфом распространили по всему миру книги про Гарри Поттера, и в них самым главным добрым магом был «голубок». В Азии эти книги жгли на кострах, их инквизиторы быстро поняли, что триумф Гарри Поттера кроется в использовании черной магии.

— Дети вырастают. Что им какой-то там Поттер?! – прошипел тот, кого звали Доминусом.

— Для взрослых, мы вырастили Дэна Брауна. Ему верят. Катарская ересь с его подачи расшатала устои католического владычества. Брауна окрестили адвокатом масонов, но он чертовски хорош, этот мечтатель. Он даже верит, что творит без нашего участия.

— Я тебя умоляю, Крысобой, давай без пафоса. Вы внедрили верных людей в правительство?

— Нас обманули! – жалобно заныл Крысобой. – Наши резиденты притворялись реформаторами. Но они все переметнулись к врагам.

— Жалкие твари. – Доминус ударил кулаком по столу. – Ваша ступень посвящения в тайны мироздания – пшик, дуновение ветра! Вы не только не можете выполнять пустяковые задания, но даже не знаете, кто сейчас нас подслушивает под этим столом!

И в тот же миг скатерть надо мной была сорвана. Меня схватили за шкирку и выволокли наружу. От испуга я онемел и не мог вымолвить и слова.

— Мальчик… – усмехнулся тот, кого звали Доминусом.

В комнате сам собою зажегся свет. Теперь можно было разглядеть злодеев.

Тот, который меня держал, Крысобой, был здоровым, двухметровым верзилой с зеленоватым лицом, перечеркнутым шрамом наискосок. Он очень смахивал на тролля, только уши у него были не заостренными, а человеческими. Вот только мне было непонятно, откуда у такого здоровяка такой тонюсенький детский голосок.

Доминус был сухощав, кудряв, как и я. У него были разные глаза: один карий, а другой – зеленый. И еще он казался вполне милым, заботливым дядюшкой. Если бы я не слышал его беседы, то вряд ли поверил бы, что передо мной – сумасшедший маньяк.

— Еще один будущий писака. – скривился Доминус.

— Нет, сир, нет! – непонятно чему обрадовался держащий меня в воздухе одной своей волосатой рукой детина Крысобой. – Мы не станем его убивать.

— Вот как? – удивился Доминус. – Обратите его в гея? И что? Это заставит его молчать? Проще убить.

— Убить и обидеть у нас всякий может! – насмешливо протянул Крысобой, явно кого-то передразнивая. Мне почему-то не верилось, что он способен думать абстрактно. – Важно на свою сторону переманить!

— Мне не нужны продажные писаки. – лицо Доминуса искривила брезгливая ухмылка.

— Позвольте, сир, мне утолить свою жажду. Я заберу его дар убедительности и подсуну в его память нужные нам образы. Пусть работает на нас. И ведь никто ему не поверит. Что взять со сказочника?

— Вот как? – Доминус выглядел удивленным. – Вы чему-то научились без меня? Что ж, я впечатлен.

Крысобой оскалился, точно хищный зверь, обнажив ряд желтых клыков, и потащил меня к своей пасти.

«Людей сырыми не кушают! – думал я лихорадочно, размахивая руками. – Людей в Лондоне вообще не едят»!

В ужасе я открыл рот, но тут же подавился собственным криком, потому что встретился глазами с Крысобоем, и волю мою тут же парализовало.

Я обвис в его руке, точно половая тряпка.

А это чудовище вытянуло губы трубочкой, собираясь меня выпить, точно я был для него каким-то коктейлем!

И вдруг ощущение реальности исчезло. Ушло тепло и страх. Остался леденящий душу холод. И тишина. Гробовая.

Когда я очнулся, надо мной склонилась мать. От нее несло дымом сигарет с ментолом. Тем запахом, который принес ветер, распахнувший форточку перед самым визитом чудовищ. И меня преследовало смутное подозрение, что в этом есть тайный знак. Мне даже казалось, что все в мире, даже и родители, были в сговоре. И уже не важно, что мать просто не курит других сигарет.

— Ну и напугал же ты нас! – глаза матери были по-настоящему встревожены.

— Никаких больше книжек на этой неделе! – рявкнул из-за спины мамы отец. – Нет, ну что за чушь он читает? Тут и у нормального парня крышу снесет!

— Вы их видели? – заискивающе протянул я, хотя заранее знал ответ.

— Да кого, черт возьми?! – злился отец.

Мать заслоняла мне обзор, но я знал точно, что отец сидит сейчас за столом и листает мою последнюю книгу, того самого Терри Пратчетта, которую обронили на пол явившиеся ко мне монстры.

Отец мне не верил. Он давно уже следил, чтобы на праздниках я веселился со всеми, а не прятался с книгами под столами или в чуланах под лестницами. Сейчас, наверное, он, как никогда, был уверен, что поступает правильно.

Ну как ему доказать, что чудовища существуют? И один из них выпил мой дар убеждения! Видимо, не до конца, потому что в груди щемило, а в душе бушевала ярость. Сам себе я верил!

И как взрослые не понимают простых вещей: в мире нет ничего такого, что может придумать человеческий, а уж тем более – детский разум!

— Они заставят кого-то написать про Гарри Поттера и какого-то там волшебника. Они обманут Брауна. Они заберут нашего Пратчетта. Они хотят захватить Лондон и весь мир! – Господи, ну что еще им сказать, чтобы они мне поверили?

— Комиксы, сынок, хороши только в одном случае, когда ты их рисуешь и получаешь за это чертовы деньги. Выдумывать каких-то там живых, не нарисованных, Поттеров и Браунов – далеко не самый лучший способ обратить на себя внимание.

В глазах матери я видел лишь сострадание.

Ну, конечно, мне никто не верит. Этот тролль Крысобой выпил из меня дар убедительности. Он ведь похвалялся этим! И теперь, чтобы я ни делал, все будут думать, что я все выдумываю и шучу.

Они, наверное, даже придумают обидное слово, мол, я не обсуждаю жизнь или литературу, а троллю их. Мол, мне никогда не подняться до высот Оскара Уайльда, потому что он был голубым, как им, троллям, надо. А я – нет.

Впрочем, я теперь сам как Крысобой. Я – тролль.

Похоже, я очутился в заповеднике заколдованных детей. Здесь писатели еще не выросли, они ничего пока не совершили, но они все, как и я – уже тролли.

Мы станем взрослыми, и подсознательно будем писать об ужасах и убийствах, что на руку Доминусу и его приспешникам! Но, главное: потом, через годы, об этом я даже и не вспомню!

Мне жизненно необходимо подкараулить кого-нибудь прямо сейчас, выпить из него дар убеждения, а потом рассказать миру правду! Только так, заставив людей поверить мне, я и сам вырвусь из этого заповедника!

Вопрос лишь в том, смогу ли я все это сделать?

И так ли глуп Крысобой, как мне сначала казалось?

И кто такой Доминус?

И сколько нас, троллей, придет в мир вместе со мной?

Теперь я понял, почему у Крысобоя был детский голосок: он вырос, но не повзрослел, потому что из него тоже выпили что-то очень важное. И он, как все тролли, прячется от мира за этим детским восприятием действительности.

Тролли не глупы, они укрываются от мира в собственные непробиваемые панцири. Они становятся безобразными снаружи, чтобы скрыть свою внутреннюю хрупкость и незащищенность. В этом даже есть математическая красота изящно решенного уравнения с двумя неизвестными.

Мир думает, что тучные глуповатые люди стали такими, потому что другими им не быть. Они не видят их громоздкую, но гармоничную внутреннюю красоту, построенную на отрицании и противоречиях. Это и есть – сложная лепота троллей!

И ведь всем всегда будет казаться, что я не вижу красоты реального мира, создавая противоречивые и неубедительные, плоские миры своих фантазий. Они будут думать, что я почти слеп. А я никогда не смогу доказать, что чувствую не меньше их!

Я даже заплакал от обиды и бессилия.

— Ну что ты, маленький! – мать обняла меня и прижала к груди.

— Тьфу! Теперь он еще и нюни распустил! – отец с шумом поднялся и вышел из моей комнаты.

Через час я вышел из дома с ранцем за спиной. Небо над Лондоном было мрачным, свинцовым, точно алхимики из Незримого Университета пролили на нас свои снадобья. Настроение у меня было под стать погоде.

Резким порывом ветра с дороги подняло тяжелую мокрую листву и швырнуло ею мне в лицо. Это было как пощечина. Точно бог хотел привести меня в чувство.

Правильно, нельзя сдаваться! Мы еще посмотрим, кто из нас сильнее! Я выросту, назло всем стану писателем, причем именно таким, которому можно будет поверить, и вот тогда мы встретимся с Крысобоем, с этим вечным ребенком, тогда-то мы и померимся силой!

Им нужны голубые герои: пусть подавятся! Я придумаю пирата-головореза, который будет утонченным и другим – пусть люди посмеются над нелепым клоуном! Всем этим Доминусам придется съесть собственную фальшивую демократию.

На соседней улице показалась Сьюзен – знакомая девочка из соседней женской гимназии. Мое сердце тревожно забилось. Я помахал ей рукой. Она помахала в ответ. Здорово, все-таки, что есть еще в мире люди, которые не считают тебя фантазером. Да, именно! Я вдруг отчетливо понял, что вот она, непременно, мне поверит, так же, как это было всегда.

А еще я вдруг понял, что Сьюзен и есть моя дверь в мир настоящего, не троллинского волшебства. Никого пить мне не придется! Она, Сьюзен, и есть настоящий выход из заповедника, в котором я очутился! Вот только как именно мне теперь воспользоваться этой дверью?

Еще пара отзывов:

AntonAbramov

Ложная слепота троллей
Забавная вещь. Автор решил показать нам (а может это только я так воспринимаю) своё отношение к нам, троллям, укрывшимся на Фантлабе “в собственные непробиваемые панцири”. И не только своё отношение, но и открыть нам глаза. Об этом чуть позже.

Для этого он, усмехаясь, играет как бы по нашим правилам. Насмешка и как бы проявляются уже в эпиграфах. Нам сразу сообщается, что за основу переработки (в стиле Геймана – ха-ха) берётся “Ложная слепота” Питера Уоттса. Ну и что тролли в рассказе – это мы на Фантлабе.

Кто же болен ложной слепотой? В романе Уоттса – обычные люди, прилетевшие хрен куда в поисках источника угрозы Земле. Люди смотрели на местных существ и не видели их. Потому что те так маскировались. Местные существа потеряли разум, у них остался только интеллект.

А что в рассказе? Родители мальчика смотрят на троллей и не видят их. А мальчик видит. И кто они – тролли? – “Теперь я понял, почему у Крысобоя был детский голосок: он вырос, но не повзрослел, потому что из него тоже выпили что-то очень важное. И он, как все тролли, прячется от мира за этим детским восприятием действительности”.

Судя по всему у троллей нет разума, а только интеллект. И что из этого? Разум стремится к истине, интеллект – к удовольствиям. Автор говорит нам: ребята, вы не стремитесь к истине, значит вы не разумны, вы – тролли. И потому вы так жестоки друг другу (в своих отзывах). Ваш мир, быть может, прекрасен, но вы скрылись за бронёй, кусаетесь из-под неё. И вообще-то вы потеряли ощущение реальности. Ваше восприятие мира – это восприятие ребёнка.

В этом месте он пытается открыть нам глаза. Заботясь о нас, он показывает нам выход – “Она, Сьюзен, и есть настоящий выход из заповедника, в котором я очутился! Вот только как именно мне теперь воспользоваться этой дверью?” - На самом деле автор подсказывает – как. Любовь – вот что сделает нас людьми. Не только к женщине, но – друг к другу. И тогда разум вернётся к нам, поскольку духовное начало придёт с любовью, а это то, что принципиально отличает разум от интеллекта.

Жаль только, что слишком мала литературная составляющая в этом обращении-призыве. Автор, я Вас услышал. И потому Вам, наверное, уже не важна дальнейшая судьба рассказа.

Тиань

Ложная слепота троллей

Троллям Фантлаба посвящается. Приятно, да, особенно учитывая, что я не читала Уоттса, не люблю Пратчетта, с большой симпатией отношусь к Гарри Поттеру и Дэна Брауна почитываю иногда, хоть и без фанатизма. Не знаю, кто из этой компании тролль, по терминологии автора, но у двух последних с даром убеждения явно все в порядке, их никто не выпивал.

Рассказ показался мне этаки криком души. Вот хочется, безумно хочется человеку сказать миру нечто важное, в оно не говорится. Вместо важного и интересного получается не пойми что, получающее отрицательные оценки доморощенных критиков, что и выпивает из несчастных авторов последние остатки дара убеждения. Хрупкие существа авторы. Троль пробежался, поразвлекался без особых интеллектуальных напрягов, а они уже и дара лишились, повзрослеть не могут и как дверью пользоваться, позабыли. В такой ситуации остается только одно - собрать остатки мужества и под стол спрятаться. Правда, тролли и там найдут. От троллей спасения нет нигде, особенно если и сам таковым являешься.

С одной стороны, рассказ этот забавен, специально подан как некая шутка. С другой, он содержит достаточно серьезные и даже горькие мысли о роли писателя в обществе. Например:

Похоже, я очутился в заповеднике заколдованных детей. Здесь писатели еще не выросли, они ничего пока не совершили, но они все, как и я – уже тролли.
Мы станем взрослыми, и подсознательно будем писать об ужасах и убийствах, что на руку Доминусу и его приспешникам! Но, главное: потом, через годы, об этом я даже и не вспомню!

Вполне возможно, что мир был бы капельку лучше, если бы некоторая не такая уж маленькая часть писателей не написала свои произведения или тихо сожгла, придавленная прессом своего таланта и непонимания со стороны троллей по другую сторону баррикад. Прежде чем кидать свой труд в читателя, стоило бы хоть на секунду задуматься, что хочешь дать ты ему, и если ничего, кроме ужасов и убийства, дать не можешь, попридержать свою нетленку в ящике стола. Жестокости и грязи в мире и так достаточно. Не стоит удивляться, что против очередной партии таких фантазий читатель поднимает щит тролля. И не стоит забывать, что тролль с читательской стороны всегда бьет сильнее. Если отношения автор - читатель зашли в тот тролличий клинч, который вынесен в эпиграф рассказа, мы имеем крошечный личный армагеддон, в котором сгорели чьи-то фантазии и надежды.

Однако,

... нельзя сдаваться! Мы еще посмотрим, кто из нас сильнее! Я выросту, назло всем стану писателем, причем именно таким, которому можно будет поверить, и вот тогда мы встретимся с Крысобоем, с этим вечным ребенком, тогда-то мы и померимся силой!

И это тоже прекрасная мысль. Сдаваться нельзя. Ведь настоящее и будущее литературы создается сегодня. Классики стоят на своих пьедесталах уже завершенных творений, а мир-то вертится, и новым авторам надо за ним поспевать, чтобы не прерывалась цепочка слова, сохраняющего уходящую жизнь. Крысобои - зло. Именно против них тролли на всяких там Фантлабах размахивают тапками, стуча по головам попутно и авторов тоже. Каждый со своей стороны баррикады кидает разные предметы в противника, который всего лишь ложная цель. А Крысобой сидит в сторонке и посмеивается, до тех пор, пока автор не разглядел его и за своим плечом. Хочется, очень хочется, чтобы увидел его автор и убрал, автору это возможно, он сам творит миры, в отличие от читателя, который может только тапками кидаться. Тогда и двери откроются, и дар убеждения вернется, и тролли перестанут быть такими уж страшными. У конце концов, все мы тролли в этой всемирной паутинке. Вопрос лишь в том, кто, кого и как.

Необычный рассказ. Он по сути ни о чем, но к размышлениям приглашает и по прочтении оставляет хорошее послевкусие: чуть меньше агрессии внутри, чуть больше желания улыбнуться. Думаю, это хорошая работа. О серьезном и надо говорить по возможности комично, иначе ведь засмеют, они, которые тролли...