Солнце проваливалось за скалы, оно точно опрокинуло краски и залило незавершенный этюд неба яркими багровыми тонами.
Дневное светило словно бы весь день карабкалось на вершину, но в последний момент сорвалось с кручи, и летело сейчас в зияющую пропасть ночи, ударяясь о выступы, разрывая бока до крови. И эти солнечные кровавые пятна наплывали на ползущие от реки чернильные тени, смешивались с облаками, раскрашивая мир тревогой и предчувствием беды.
А еще этот закат источал запах, тяжелый, точно испарения свинца. Мир словно пропитался свежей, еще не свернувшейся, кровью. Я даже ощущал во рту этот мерзкий привкус меди.
Кто-то должен умереть. Это читалось в облаках и в скалах. В мире прямо сейчас что-то менялось, но я не мог понять, что именно.
Еще немного и зев земли навсегда проглотит солнце, и упадет тьма, и из леса выйдут звери. И вот тогда все начнется. Но назад пути нет. Двери за мной лязгнули, мосты подняли. Город исторгнул меня, отверг, не принял.
Я поправил меч за спиной, но уверенности это не придало.
Оглянувшись на предавший меня бастион человеческой гордыни и глупости, я снова пожалел о том, что не могу снять сапоги, растянуться на соломе и просто лежать, глядя, как в небе медленно начнут проступать всевидящие глаза богов.
Я не спал трое суток. Четвертая ночь на ногах – это мой предел. На рассвете я усну, шагая в никуда. Так уже бывало. Главное, чтобы к тому времени, когда я начну терять связь с реальностью, я свалился бы в мох где-нибудь высоко, там, где гуляет лишь ветер, где могут пройти лишь пугливые газели.
Но кто знает, кого можно встретить в этих горах на ночных перевалах? Я никогда здесь не бывал.
«Меня здесь нет, и здесь меня не будет.
Осенним звездам я принадлежу»*.
Да, именно с чужих воспоминаний, которые никогда не были моими, обычно все и начинается. Эти стихи или не написаны, или изданы там, в том сне, в который я могу провалиться на этом рассвете. Но кого это волнует?
Меня изгнали из этого города, так же, как из сотни других. Но раньше мне хотя бы разрешалось переночевать. А все потому, что я не такой, как они.
Я не считаю себя уродцем, но видели бы вы перепуганные глаза детей, презрительные усмешки дворян и хмурое недовольство мужиков. Мои мускулы более рельефны, чем у них, мой живот подтянут, как у волков, а не свисает пивным бурдюком над ремнем. Мои зрачки вертикальные, но это позволяет мне лучше видеть во мраке. Мои уши заострены, и я слышу то, что недоступно остальным. Но больше всего людей пугает форма моей головы. Мне трудно скрыть высокий лоб и неестественно острый затылок, потому что волос у меня нет. И когда я откидываю назад капюшон – всегда и везде чувствую ненависть к себе.
Они считают меня порождением тьмы, сыном демонов, восставших из могил, чтобы мстить им за дела рук их. Но это не так. Я просто хочу жить, встречать рассветы и закаты, я не хочу никого убивать. Но моя жизнь – это вечная дорога, дождь, ночное небо, волчий плач и хохот неясыти.
Возможно, этот мой маленький мир изгнанника, который я несу в своей душе, лучше вонючего человеческого стойла, не знаю. Мне хочется оправдаться этим в тот миг, когда я предстану перед творцом. Но больше всего на свете я жажду слиться с толпой.
А еще я мечтаю придти однажды в ветхий дом, который можно будет назвать своим, упасть в его объятия, как падают в облака несбыточного счастья, и уснуть крепко, без сновидений, зная, что меня не вытащат из этого очередного логова, не поволокут на площадь, угрожая факелами и вилами.
Стакан кислого вина, кусок непрожаренного мяса, взгляды, полные ненависти – вот и все, что есть в моей жизни. Я словно иду по канату, натянутому между пиками, стараясь не смотреть вниз. Я знаю, что там, внизу, подо мной улюлюкает толпа, которая боится меня, но страшится швырять камнями. И пока я не оступился – я жив.
Жизнь – это дорога. Пока меня несут ноги, я буду двигаться и славить бога, что у меня есть воздух, что я могу передвигаться, что толпа внизу еще скована страхом, и у меня есть шанс однажды найти тех, кто будет мне рад. Я верю, что у каждого должен быть дом. Я двадцать шесть лет ищу дорогу домой. Пока – безрезультатно.
Скоро, вместе со мраком, по земле поползет и холод. И важно будет не уснуть, свернувшись калачиком на валуне. Можно замерзнуть или, что еще более вероятно, – стать чьим-нибудь ужином. Нужно продержаться эту ночь! А на заре у меня будет шанс выжить даже если усну.
Дорога петляет, точно ее проложили не торговые телеги, а пьяные мужики, которых заносило то влево, то вправо, но это даже хорошо, потому что прямые пути, как полет стрелы, – скоротечны и почему-то всегда ведут к неприятностям. Впрочем, все пути ведут к людям, к этим недалеким существам, сжигающим на кострах своих жен и сестер в священной уверенности, что они борются со злом. И я для них – воплощение их собственного бессилия.
Тени удлиняются, от реки несет прохладой. Хочется сесть, протянуть руки к огню и слушать, как трещат сучья, смотреть, как пламя лижет хворост, как взмывает к небу в безумном танце надежды. Но нельзя жечь костры возле городов на расстоянии полета стрелы. На стенах разбираться не станут. Нужно идти. В горы. Там – спасение.
Вот и подножие скал, взмывающие вверх едва приметные козьи тропы. Поднявшийся ветер отгоняет поднявшихся комаров, буквально сдувает их обратно, в сторону реки и колка леса, что последним островком этого мира провожает меня к границе яви.
Да, мне кажется, что я пришел в то место, где несколько миров соприкасаются друг с другом, где я могу найти тайный проход в ту вселенную, где можно будет просто жить, а не бежать от разъяренной толпы.
Там, за этими хребтами, мир обрывается отвесной стеной прямо в океан. Люди не догадываются, что внизу не вода, а время, которое может течь, может менять форму, может вынести меня в такое место, где мне впервые улыбнутся и протянут руку в знак приветствия.
Да, это не правда, это моя личная сказка, сотканная из легенд. Но у меня больше ничего нет. А у всякого пути должен быть конец. Я знаю, что нет океана времени, но во мне живет детская вера в чудо, и именно она заставляет меня двигаться все дальше и дальше.
Вот уж и солнце упало в бездну, оно коснулось вод времени, оно нашло свой дом, чтобы выспаться за ночь, и завтра снова вернуться в этот мир. Мы с ним чем-то похожи. Только солнце – большое, его веры и тепла хватает на всех. А я маленький, и мои сказки уже не согреют меня этой осенью. Возможно, мне не дожить до зимы.
Я хочу верить, что успею выскользнуть из этого мира до того, как замерзну в этом пути. Раньше я горел надеждой. А сейчас мной все сильнее овладевает отчаяние. Я уже не знаю, есть ли на земле такое место, где все оставят меня в покое. Кажется, я просто устал. Смертельно.
Я поднимаюсь все выше и выше, спотыкаюсь, падаю, поднимаюсь, оглядываюсь и стою, стараясь перевести дыхание. Там, внизу, сияет огнями мир людей. Окна замка и присоседившихся к нему избенок светятся светлячками. Люди сидят в своих домах, травят страшные байки о чудовищах, что воруют по ночам их детей, уносят в эти скалы и выедают их сердца.
Слушаю разбойничий посвист ветра, и готов поверить, что это чудовище – я, как вдруг сонное оцепенение, в котором я плыл, точно в коконе, разом улетучивается. Сзади меня чей-то неосторожный шаг выдал тихий шорох.
Вот все и началось! Возможно, мою одинокую фигурку можно различить из Донжона, вполне вероятно, что за мной следят, и моя смерть обернется праздником, ликованием толпы, возможно даже праздничным фейерверком. Я для людей всегда точно бельмо на глазу, словно кость в горле. Им стыдно признать мое с ними родство. Конечно, они же белые и чистые, а я – напоминание им об их же собственной скверне.
Разворачиваюсь в прыжке, и одновременно выхватываю меч.
О, боги! Передо мной, готовый к удару, застыл огненно-красный лев. Его морда страшно напоминает человеческое лицо, а хвост, угрожающе поднятый над головой, смахивает на скорпионий, с той небольшой разницей, что из него торчат иглы, большие, словно у ехидны.
Нет таких животных!
Впрочем, нет и таких людей, как я.
Мы должны были встретиться. Два мифических создания.
Два призрака того, чего не может быть.
Я ждал, что зверь откроет рот и заговорит по-человечески. У меня даже мелькнула дикая мысль, что я нашел своих, что эта тварь – вроде цепного пса, стоящего на границе вселенной, где обитали мы, презренные в этих землях.
Да, я так долго ждал встречи с себе подобными, что на мгновение растерялся. И пропустил первый удар.
Хвост взметнулся и щелкнул о землю, точно хлыст. В меня полетели иглы. Сам лев с утробным рыком кинулся на меня, задел когтями, и отпрыгнул в сторону с грацией кошки, решившей поиграть с придушенной мышью. В глазах зверя было странное ожидание чего-то очень нехорошего для меня.
Лев выгнул спину и застыл без движения. Это было странно. Хищники себя так не ведут. Они рвут зубами сонную артерию и тут же вгрызаются в теплое мясо.
Пять игл попало в меня. И там, где они вошли в плоть, чувствовалось странное онемение и жжение, похожее на укусы осы. Я понимал, что попытка выдернуть эти иглы ослабит мое внимание и даст преимущество зверю.
Но уже через мгновение я понял, какую я совершил роковую ошибку. В иглах был яд. Так же, как пчелы оставляют в нас свои жала, как пауки впрыскивают в свои жертвы разжижающую отраву, так и меня сейчас губили эти иглы.
Я перешел в наступление, яростно размахивая мечом. Но красная гигантская кошка была гибкой, она увертывалась, рычала, била хвостом. Вот только иглы из нее больше не летели. Правда, легче мне от этого не было.
То ли сказывалась многодневная усталость, то ли яд быстро всасывался в кровь, но перед глазами поплыли синие круги. Я упал на колени, сжимая меч, точно утопающий – протянутую ему соломинку.
«Заговори же, тварь»! – Я мысленно молился, я хотел верить, что столкнулся не просто со зверем, но с кем-то разумным. По крайней мере, его лицо было больше похоже на человеческое, нежели у мартышки. Это мог быть уродец, мутант, порождение алхимиков, перепутавших омонимичные стопы кодона.
Да, я читал запретные черные книги по некромантии, надеясь отыскать в них путь в города к себе подобным. Но правда в том, что черную магию придумали именно люди, чтобы спрятаться за словами от собственных детских страхов, чтобы не просто так сжигать на кострах всех выделяющихся из толпы, а доказать себе и окружающим правомерность и необходимость умертвлять все отличное от них самих.
Я очень хотел, чтобы лев был таким же изгнанником, как и я. Вместе мы могли бы поддерживать друг друга. Два одиночества, встретившиеся в горах, за которыми кончается мир!
Но он охранял доступ к океану времени, а я рвался прочь из этого жуткого мира людей.
Я закрыл глаза. Силы покидали меня…

Очнулся я перед мерцающим монитором. На экране ноутбука лежал умирающий юнит, мой герой, которого я вел в горы сражаться с нечистью. Надо мной торжествующе задрав хвост, стояла гифовская тварь, прорисованная очень даже реалистично. Уж я-то знаю это наверняка.
Конец игры. Я продулся за пятнадцать минут. Нужно было купить вооружение получше, выпить пузырек с восстановлением манны здоровья, но я увлекся дракой, щелкая мышью, точно, в самом деле, попал в переделку.
Я вышел в коридор и критически осмотрел себя в зеркале: сальные длинные патлы волос, футболка с изображением Черепашек-ниндзя, обтягивающая живот, не просто свисающий переспелою грушей, но уже мешающий завязывать шнурки на кроссовках, нормальные глаза, только вот красные от ночных бдений за монитором. И как это минуту назад я верил в то, что я совершенно не такой? Неужели компьютерные игры меняют психику?
Зелье, которое я пью, чтобы принимать вот этот расплывчатый образ упитанного компьютерного гения, горькое, словно настой полыни и крапивы. Оно только пахнет чабрецом, а во рту превращается в тошнотворное пойло. Его действие уже кончается. Вот заверещал будильник, который должен был выдернуть меня из игры для приема новой дозы. Но я уже продулся, и необходимости быть человеком больше нет.
Однажды я перестал быть одним из людей. Это был мой сознательный и окончательный выбор. Но иногда на меня накатывает чувство, похожее на ностальгию. И тогда я пью магический отвар.
Конечно, даже принимая оборотническое зелье, мы просто влезаем в человеческое обличье, точно в карнавальный костюм, а потом скидываем его, как змея – шкуру.
Я подмигнул своему отражающемуся в зеркале двойнику, снял очки. На сегодня хватит игр. Я не выпил ожидающий меня на столе отвар и трансформация началась. Болезненная, мучительная, словно ломка, напоминающая, что людской облик – это наркотик, медленно, но верно убивающий нас.
Заверещала сигнализация.
Проникновение!
Снова атака Интернета, уже вторая на этой неделе.
В отличии от людей, мне не нужно бежать в арсенал, хватать автомат и бронежилет, потому что оружие – это я сам.
Я глянул на обрывки футболки с черепашками-ниндзя, лохмотьями опавшими у лап и усмехнулся: плохо все-таки Всемирная паутина понимает нашу психологию. Это человек непременно выпил бы зелье вместе со звонком будильника, чтобы взять реванш в игре. А мне просто стало скучно.
Не повезло лазутчику Сети. Ох, не повезло! Я уже в своем истинном обличье, а он только пересек границу миров.
Открылся люк нашего подземного бункера. Я выскользнул из пограничного блокпоста, и вскарабкался вверх по скале по выдолбленным для нас каменным ступеням.
Там, наверху, спиной ко мне стоял странный человек в капюшоне. Он пришел сюда, чтобы прыгнуть в океан времени и придти в мой мир. Он дикарь. Он хочет уничтожить реальность, втянуть разумную жизнь в мертвую сеть своих компьютеров. Он верит, что все зло исходит от нас, оставшихся вне Системы. Сумасшедший, одним словом. Я не могу его пропустить. Он не пройдет! Я должен защитить свой дом, свою цивилизацию!
Он оборачивается в прыжке. Ну и чудовище! Это даже не идейный разрисованный гот, а настоящий уродец! Как только таких Сеть рисует, и как их потом земля носит? Нет, ему не место в нашем мире!
И я наношу удар первым.
Яд моих игл подействовал: он задыхается, его глаза вылезают из орбит, его острые уши дергаются, как у паралитика, он падает на колени, цепляется за свой бутафорский меч.
Что-то зачастили они к океану времени: все эти уродцы, блаженные, юродивые. Нельзя, чтобы они шагнули за край!
Я прекрасно знаю, что будет, если люди проникнут через океан времени прямо на нашу Землю. Один из этих камикадзе откроет двери для всех остальных безумцев. И тогда, движимые жаждой наживы, армии, но уже не с архаичными мечами, а в сопровождении танков и авиации, выйдут из мониторов наших компьютеров. И вот тогда это вторжение уже не остановить! Какими бы продвинутыми оборотнями мы ни были, но противостоять современной военной машине мы не сможем.
Мир давно изменился. Интернет перестал быть средством связи, он превратился в огромного паука, контролирующего сознание людей. И только мы, мифические народы да примкнувшие к ним колдуны, неподвластны магии единого информационного поля. Суперкомпьютер не просто поставил людей на колени, он вытягивает из них души, силы, он использует человеческое тщеславие против самих же своих юзеров.
И мы, первые мифические народы и отвергнутые люди, взялись за изучение пресловутого Интернета. Мы создали и виртуальные, и реальные посты на стыках наших миров. Мы научились входить в мировую паутину, точно люди. Нас обуревают те же страсти, с одной малой разницей: мы всегда помним кто мы, откуда и зачем здесь.
Всемирный компьютер генерирует мутантов и блаженных, посылая их прямо на наши блокпосты. Их цель убрать одного из наших пограничников и ворваться к нам. Они хотят взломать нашу виртуальную защиту, а потом в эту магическую трещину двинуть солдат из крови и плоти. Людей, больше похожих на электронных зомби, упакованных электроникой настолько, что они давно уже превратились в придаток своей всемирной Паутины.
В свободное время мы играем в людей, убивающих время за компьютерными играми, мы хотим понять, чем же Интернет сломил их. Пока эта тайна непостижима.
И я – карпатский мольфар, ушедший от людей, не обернувшийся, а именно ставший Мантикорой, чувствую, что даром все эти игры не проходят. Я научился отождествлять себя с персонажами игр. Где-то в глубинах подсознания я все еще сочувствую человечеству, потому что когда-то был одним из них. Но теперь я на посту. И несвоевременная жалость просто погубит единственный нормальный мир, оставшийся на Земле.
Сейчас я убью мутанта из Интернета, и он исчезнет вспышкой голубого электрического разряда. Они всегда так исчезают, эти вражеские лазутчики. И только мы, живые, умираем по-настоящему.
Враг повержен, но он все еще пытается подняться.
Все, достаточно! Суперкомпьютеру не ворваться на наши заповедные земли! Я прыгаю на уродца, подминаю под себя, рву зубами сонную артерию. Нельзя выпускать этих шпионов из их виртуального мира!
Бродяга всхлипнул и обмяк. Я отскочил, готовый к новой схватке. Но враг остался недвижим.
Безжалостные секунды стучали в моей голове. Тело не исчезало. Мутант лежал на обрыве, и лужица крови ширилась, растекалась подле него.
С недоверием я приблизился к трупу.
Господи, там, в виртуальном мире, что-то произошло. Этот уродец, как и мы, похоже, был не создан программой, а рожден людьми и отторгнут системой. Он вовсе не юнит. Но это именно он смог через виртуальные ворота проникнуть в наш мир. Непостижимо! Невозможно! Живые не перемещаются по сети! Иначе Интернет давно бы уже заполонил своими зомби наш последний оплот разума.
Надо же, кажется, я убил родственную душу. Несчастного, нашедшего дорогу домой.
Я стоял на утесе возле погибшего человека. Под ногами засыпало море времени. Солнце не просто окончательно провалилось за скалы, оно разбилось о камни, налетело на колья в медвежьей яме. И это вовсе не краски, а солнечная кровь залила незавершенный этюд неба яркими багровыми тонами.
Тьма, подкравшаяся внезапно, и неслышно, точно огромная черная пантера, начала слизывать солнечную кровь.
И мрак наползал отовсюду.
___________________________________
*Стихи Сергея Ильиных