— Тихон, ты бы капусту с бороды-то убрал. Срамно как-то перед аглицким послом.

— Ни чаво, мы в лапотной стране живем, в Гиперборее. Читал я их ученые книжки, заграничные, так там пишут, что мы с тобой, брат Никанор, с медведями по лапе и здороваемся.

— Это все тевтонское мракобесие, Тихон. Не любят нас ни Ливонские рыцари, ни папские кардиналы, потому как бога правильно славим только мы. А они — уж как умеют.

— А кое-кто до сих двумя персты, крадучись, крестные знамения на себя кладет.

— Не кладет, Тихон, а налагает. Кладешь ты капусту на бороду.

— Вот я и говорю,  а ну как дознается кто? Слыхал про новомодную казнь: сам государь в белы-от ручки топорик берет и боярину его повинную гм... бороду и отсекает.

— Так ежели выбирать, твоя, Тихон, борода любезнее самодержцу будет. Слыхал я, что господарь наш ох как квас уважает и капусту квашеную.

— Зануда ты, Никанор.

— Потому и поставлен над тобою старшим.

— Так мы же во Христе братья, то бишь равны, Никанор. Гордыня — это страшный, слышь, грех. Вот я смиренно твои речи слушаю и принимаю поношение твое во славу...

Договорить Тихону не дали.

Угол избы озарился синим пламенем.

— Вот и псы адские пожаловали. — Никанор встал, кивком головы скинул капюшон и выхватил меч.

Тихон медлил. Он весь напрягся, так что его живот стал под рясой еще круглее, чем обычно. Он нервно перебирал четки. Губы его шевелились, однако он не растворялся в молитве, а был собран для броска, точно сжатая пружина.

Мгновение и из свечения выскочил огромный матерый волк с ощеренной пастью. Он летел прямо на Тихона.

— Чесночку не желаете, пан оборотень? — Тихон схватил со стола головку чеснока, выхватил из-за пояса кинжал и, довольно лихо для упитанного монаха, перепрыгнул через стол, навстречу зверю.

— Не убей! — Крикнул Никанор.

Тихон откинул кинжал, и кулаком с зажатым в нем чесноком, ударил волку в нос.

Круглые карие глаза зверя на мгновение стали осмысленными.

Тут подоспел и Никанор. Он прыгнул волку на спину и саданул лезвием меча плашмя зверю промеж ушей.

Оборотень взвизгнул, как собака, получившая пинка, обмяк.

Монахи отступили от зверя.

Вокруг оборотня образовался серый речной туман, из которого пахнуло тиной и рыбным духом. Еще через мгновение с пола избы поднялся высокий худой мужчина. У него были запавшие скулы, и этим он сильно напоминал гончую собаку. А от виска до рта его украшал еще свежий шрам недельной давности.

— Будьте здоровеньки.

— Ба! — Всплеснул руками Тихон. — Та це ж ни какой не аглицкий посол, а Сенька наш Снегирев. Ты как здесь оказался?

— Да не, я должен был попасть в Западную Буковину с посланием к тамошнему командору. Граница закрыта, вот и пришлось дедовским методом.

— А он не сработал, да, Сеня, или как там тебя? — В разговор вступил Никанор, и по насупленным его бровям было видно, что он не верит ни одному слову.

— Как видите, братья.

— Не нашенский ты! — Никанор презрительно фыркнул. —  Бороду в угоду царю сбрил?

— Ты это. — Вступился за оборотня Тихон. — На парня-то не дави. Не растет у него борода. Его пять лет тому назад, когда споймали, пока в волчьем облике был, окатили его из алхимической лоханки. Был бы в тот миг человеком — вместо лица было бы сейчас мясное рагу. А так — ну подумаешь: волос на лице нет.

— Лишь бы человек хороший попался. — Буркнул Никанор под нос. — Подумал меч, падая с городской стены на головы осаждающих.

— Вот и познакомились. — Тихон сунул раздавленную головку чеснока в кошель на поясе. — Что-то разволновался я, горло пересохло.

— Не время. — Отрезал Никанор. — Сейчас еще один гость пожалует.

— Кто-то из наших? — Обрадовался Снегирев.

— Нет, из ихних. Хранители Западного Предела. — Скривил рот Тихон. — Они, слышь, не позволили опрокинуть мировую монаду и прорваться архонтам к власти.

— Та-а-к! — Никанор хотел было сесть, но, услышав непонятные слова, аж подпрыгнул. — Ты где это, брат, опять книгу стащил? Чует мое сердце, писана она вовсе не уставом.

— И даже не полууставом, а бесовским языком. Там нет ни «ерей», ни «ятей». Вроде наш язык, но какой-то, прости Господи, только евнухам на нем и изъясняться. Нет в нем полноты души.

— Оттого и читал. — Усмехнулся Никанор.

— Врага нужно знать в лицо. — Возразил Тихон.

Угол избы снова озарился сиянием, только теперь оно было нежным, как разлитая акварель. И из этого света не выскочил, а спокойно вышел человек, разодетый как на маскараде. Всюду банты, рюшечки. Шляпа с пером. Все бесполезное и неудобное в настоящей драке. Но женщины, похоже, будут в восторге от такого франта.

— Gutten morgen, mein freind! — Поклонился он Никанору.

— Сдается мне, это не аглицкий язык. — Проворчал Тихон. — Вот, Никанор, держишь ты меня в черном теле, думаешь, что я лаптем щи хлебаю. А я супротив тебя ничего не имею. Я, можно сказать, живот готов положить за друзи своя.

— Помолчи, Тихон! — Рявкнул Никанор.

— Ах, так? — Обиделся толстяк и сделал шаг навстречу новому гостю. Распахивая дружеские объятия, Тихон ясно и отчетливо произнес. — Gehe zum Teufel!

Повисла тяжелая пауза. Никанор побледнел, как полотно.

А франт вдруг засмеялся, запрокидывая голову. Его птичий кадык дергался, словно пират в судорогах на висельнице.

Утирая выступившие слезы, в наступившей гробовой тишине, посол вдруг сказал по-русски:

— Ну, вы, ей-богу, как дети малые. Никанор, ты что, не предупредил братьев, что я из Потемкиных буду?

— Меньше знают, Александр Иванович, крепче спят.

— Искандер, стало быть. — Охнул Снегирев. — Сам командор Восточного Предела!

— А ты, малец, чьих будешь? — Александр оглядел Сеньку с головы до ног. — Что-то я тебя не припомню.

— Ну как же: Новгородский я.

— Ой, врешь. — Граф проворно достал из кармана амулет на тяжелой цепочке.

Снегирев рванулся было в сторону, но, увидев серебряную бляху, поник плечами и уставился на нее заворожено.

— Да не, я его знаю. — Махнул рукой Тихон. — Мы уже, почитай семь лет дружбу водим.

— С ним? — И граф кинул свою смешную шляпу на пол. — А знаешь ли ты, брат, что он не человек вовсе?

— Опять за рыбу деньги! — Всплеснул руками Тихон. — Ну, вовкулак, так что с того? Ну, сожрет он в полнолуние пару кур, что вам всем, убудет?

— Ихтис, ихтис. — Проворчал граф. — Не пришла еще эпоха Водолея. Не оборотень он, Тихон! Что ж ты всерьез полагаешь, что Никанор надел меч, и я сам прибыл к вам потехи ради?

— Постой, ты куда клонишь?

— А ведь это он подсовывал тебе книжки про архонтов? — Никанор смотрел на Тихона с сочувствием.

— И что?

— А где он их взял? А ведь писаны они на языке, которого нет. — Потемкин все покачивал в руке бляху. — Не станешь же ты утверждать, что это древние письмена?

— Не стану. Это язык, который еще не родился.

— Вот именно. — И граф поднял вверх палец. — И чтобы достать такую книгу, нужно уметь ходить в то место, которого еще нет. Это ведь раскол, ересь, Тихон. Будущее только в руках Господа нашего.

— Верно то оно, верно. Но за что же меня судить потом будут, если все в руках бога, а мне, с позволения сказать, ни вздохнуть, ни пернуть без высшего соизволения нельзя?

Никанор спрятал улыбку в усы.

— Хорошо он тебя подцепил, Тихон, грамотно. Да только не живой он совсем. Механизм, кукла, понимаешь?

— При всем уважении, Александр Иванович, куклы не едят. И по малой нужде не ходят. А я сам видел, как Сенька все это делал. В полнолуние я сам лично его на цепь сажал и поросенка ему скормил. Зачем все это кукле?

— Может ты его еще и жалеешь? — Никанор смотрел на Тихона с удивлением.

— Да, жалею. И не раз спасал. А вы просто обознались.

— Нет, Тихон, враг — один из нас. И если мы обознались, то кто тогда из нас лукавый?

— Я это. — Тихон снял кошелек с раздавленным в нем чесноком и швырнул под ноги Потемкину. — Вы же искали программу из будущего, так вот это — я.

Никанор выхватил меч, но Александр Иванович покачал головой:

— Докажи.

— Отпустите Сеньку. Я здесь был ради него. Без него то самое будущее захватят те, с кем вы боретесь всю жизнь.

— Слова, Тихон, это все слова.

— Вы не понимаете, я не нечисть. Я никак не реагирую ни на чеснок, ни на серебро, ни на молитвы. Я соткан из электрических колебаний иной частоты. Я чужой в вашем мире. Но я не несу зла. Оставьте Сеньке жизнь, Христом богом прошу, и я сам уйду.

— Нет, ты останешься и превратишься в того, кто ты есть у себя. — Потемкин хмурил лоб. События разворачивались совсем не по тому сценарию. И понять, зачем Тихон оговаривает себя, граф никак не мог.

— Пусть так.

— Это. — Никанор смотрел на друга с сомнением. — Ты капусту-то с бороды все-таки убери. Неудобно как-то.

— Твоя правда. — Сказал толстяк и исчез в хлопке серебристого света.

— Пресвятая богородица! — Открыл рот Никанор. — Да мы ж с ним, почитай, и постриг вместе принимали, и горгулий ловили, и на аспида охотились. Вот оно как...

— Черт! — Граф в сердцах отшвырнул амулет в сторону. — Упустили, стервятника!

Снегирев тем временем очнулся от гипнотического сна и, потирая виски, спросил:

— Где это я?

— Среди друзей. —  Вздохнул Александр Иванович.

— Мое почтение, командор. — Начал все припоминать мальчишка. — Разобрались, что я не виновен? А Тихон где?

Ответом стал глухой стук. На место, где только что было сияние, из ниоткуда вывалилась странная вещь.

— Что это? — Снегирев поднял нечто очень похожее на пулю, только размером побольше.

— Не смей. — Крикнул Никанор, выхватывая меч.

Но мальчишка уже снял с предмета защитный колпачок. Внутри было что-то железное прямоугольной формы, очень похожее на маленький, очень странный ключ. Этим предметом явно что-то открывалось или заводилось. Какая-нибудь диковинная музыкальная шкатулка с танцующей балериной. Такую Сенька видел два года назад у Троегубова в палатах.

— Дай сюда. — Потребовал командор, ослабляя на шее кружевное жабо.

Сенька отдал.

Александр Иванович покрутил безделушку в руках. «Портабельный софт. Lupo_PenSuite. Сборка 2011. 13.07.», — прочитал граф.

— Стало быть, у нас Домовые, а у них там — Портабельные.

— Это что? — Удивился Сенька. — Вы хотите сказать что это — Тихон? Шутите, да?

— Увы. — Граф подобрал свой амулет и собрался уйти тем же путем, что пришел.

— Александр Иванович! — Снегирев упал перед графом на колени. — Тихон мне был как отец. Он трижды спасал меня от неминуемой гибели, оставьте мне эту вещь. Она ведь вам не нужна?

— Четырежды. — Поправил Никанор. — В этот раз своей жизнью за тебя заплатил Тихон. Мы думали, что бес Портабельный — это ты. Он раскрыл свою тайну, чтобы спасти тебя. А еще говорят, что у демонов нет сердца...

— Забирай. — И граф положил странную вещь на стол. — И приберите тут. Что у вас капуста квашеная всюду валяется?

На следующий день архиепископ Никанор, в миру бывший статский советник Аристарх Нектарьевич Бекетов, подал прошение о снятии с себя церковного сана, заодно и о сложении полномочий инквизитора Ордена Алой Розы.

Великий и несокрушимый, побеждавший бесов и ведьм, старик удалился в свое имение и принялся чудить.

Мужики сказывают, что решил он построить машину, которая сама бы ходила, по-человечески разговаривала и даже чай из блюдца пила. С ним приехал худющий, но шустрый паренек Сенька Снегирев. Говорят, что они вдвоем уже сделали механическое сердце. И похоже оно на пулю.